Думаете, с Северным полюсом - с ним так же было?
Меня спрашивают, что там было самое ужасное?
Вот вчера давала интервью, и снова этот вопрос: ну, а что в экспедиции было самое ужасное?
А я уже знаю ответ на него. Не было конкретно каких-то ужасных вещей, которые причиняли бы страдание мне в экспедиции.
Но были два вполне конкретных дня. Два первых дня. Вот от них осталось ощущение, что мне было не плохо, нет. Мне было ужасно. При чём всё время. Организм, ошалевший от всего этого, в целях самосохранения впал в какой-то коматоз. В эти дни ещё был самый сильный мороз. Где-то -35 -30. И единственным утешением было, то что в принципе можно вызвать вертолёт и всё это прекратить.
Я не знаю, что меня остановило от этого шага. Наверное любопытство, которое меня когда-нибудь погубит.
Потом-то всё потихоньку наладилось - это я к тому, что всё было не так ужасно и смысл для меня во всём этом был не только жутко помазахировать.
Только вот эти первые дни они не забылись.
А вчера я доразобрала фотографии наконец. И взяла свой блокнот, куда каждый вечер корябала простым карандашом, еле удерживая его в замёрзших усталых пальцах, перечитать и вспомнить.
И была там такая фраза.
"Я шла по нетронутому снегу. Впереди, насколько глаз хватало-ледовые просторы. Всё искрится. Красота. В общем, полное счастье."
Нет, я бы не удивилась если бы эта фраза была написана где-нибудь к середине экспедиции. Когда было и вот это "ах!" и искорки снега, и ледовые просторы. А главное я шла и впитывала это всё в себя и радовалась.
Но я написала это в первый вечер. После самого долгого и холодного дня. После недоужина и перед тем, как идти наблюдать за медведями, когда хотелось только одного - залезть в спальный мешок и больше из него не вылезать никогда.
Я сидела и писала про то, как я офигенно счастлива.
Нет. Всё-таки иногда очень полезно вести записи. Вот прям здесь и сейчас.
Journal information